Холод, боль, тяжесть. Холод, боль, тяжесть.

Я всеми силами пыталась преодолеть это оцепенение. «Нет! – кричала я мысленно. – Нет, нет, нет! Патч! На помощь! Патч! Патч! Патч!»

Но с губ слетало по-прежнему только бессвязное «Холод, боль, тяжесть».

Я ничего не могла с этим поделать. Слишком поздно. Я замолчала. И закрыла глаза.

Чьи-то сильные руки схватили меня за плечи и начали трясти.

– Нора, ты меня слышишь? Нора! Не пытайся вставать! Лежи на спине. Я отвезу тебя в больницу.

Я резко открыла глаза. Над головой у меня качались деревья. Солнечные лучи, проникающие сквозь листву, отбрасывали странные тени, которые заставляли все вокруг беспрестанно меняться от светлого до темного и обратно.

Ко мне склонился Хэнк Миллар. Лицо у него было все в порезах, кровь струйками текла по щекам, волосы тоже были испачканы кровью. Губы его двигались, но слов было не разобрать.

Я отвернулась. Холод, боль, тяжесть.

Я очнулась на больничной койке за белой хлопковой занавеской. В палате было спокойно, пожалуй, как-то слишком тихо. Руки и пальцы у меня тряслись, а в голове все еще царила полнейшая неразбериха.

«Меня накачали наркотиками», – обреченно подумала я.

Теперь надо мной склонился другой человек: доктор Хьюлетт улыбался, но сдержанно, не показывая зубы.

– Вам сильно досталось, юная леди. Много синяков, но, к счастью, обошлось без переломов. Медсестры вкололи вам ибупрофен, и я выпишу вам рецепт перед выпиской. Несколько дней вы будете чувствовать слабость. Но, учитывая обстоятельства, скажу вот что: считайте, что вам крупно повезло.

– Хэнк? – Губы у меня были сухими, как бумага.

Доктор Хьюлетт качнул головой и коротко хмыкнул:

– Вам, возможно, будет неприятно это слышать, но на нем нет ни царапины. Несправедливо.

Я пыталась разогнать туман в голове, который мешал думать. Что-то тут было не так. И тут я вспомнила:

– Нет. Он порезался. У него была кровь. Сильно.

– Вы ошибаетесь. На Хэнке было больше вашей крови, чем его собственной. В основном досталось вам.

– Но я видела, как он…

– Хэнк Миллар в прекрасной форме, – остановил он меня. – И вы тоже будете в порядке, когда заживут швы. Когда сестры закончат с повязками, вам лучше всего отправиться домой.

Где-то в глубине сознания я понимала, что должна паниковать. У меня было слишком много вопросов и слишком мало ответов.

Холод, боль, тяжесть.

Холод, боль, тяжесть.

Задние огни машины. Авария. Пропасть.

– Это вам поможет, – доктор Хьюлетт неожиданно вколол мне что-то в руку. Я почувствовала, как содержимое шприца тонкой струйкой перетекает в мою кровь.

– Но я же только что пришла в себя… – пробормотала я, чувствуя, как меня обволакивает приятная расслабленность. – Как я могу уже быть в порядке? Я не чувствую себя хорошо.

– Ничего, дома вы восстановитесь гораздо быстрее, – он хохотнул. – А то здесь медсестры будут тыкать в вас иголками всю ночь.

Всю ночь?

– Но разве сейчас уже вечер? Был же полдень! Когда Хэнк забрал… из класса… я даже еще не обедала…

– Тяжелый выдался денек, – доктор Хьюлетт понимающе кивал.

Мне хотелось кричать, но наркотики действовали отупляюще, поэтому я просто вздохнула. Положила руку себе на живот:

– Я чувствую себя… смешно.

– МРТ показало, что у вас нет внутреннего кровотечения. Нужно просто поберечь себя следующие несколько дней, и вы очень быстро поправитесь, – он похлопал меня по плечу. – Вот только не могу пообещать, что вы в ближайшее время наберетесь смелости снова сесть в машину.

Сквозь готовый поглотить меня окончательно туман забвения я вспомнила про маму:

– Хэнк сейчас с моей мамой? С ней все хорошо? Мне можно увидеть ее? Она знает об аварии?

– Ваша мама очень быстро восстанавливается, – заверил меня врач. – Она все еще в отделении интенсивной терапии, туда не пускают посетителей, но к утру ее уже переведут в обычную палату. Тогда вы сможете приехать и навестить ее.

Он наклонился чуть ближе и как бы заговорщически прошептал:

– Между нами, если бы не строгий запрет, я бы позволил вам ее увидеть. Она получила довольно неприятное сотрясение мозга с частичной амнезией, но думаю, все обойдется. – Он коснулся моей щеки. – Удача сопутствует вашей семье.

– Удача… – повторила я за ним, засыпая.

Но у меня было тревожное ощущение, что ничего общего с удачей наше с ней выздоровление не имело.

Равно как и те несчастные случаи, что с нами приключились.

Глава 26

Когда доктор Хьюлетт разрешил мне вернуться домой, я спустилась на лифте в холл, набирая по дороге номер Ви. Доехать мне было не на чем, и я надеялась, что, несмотря на поздний час, ее мама разрешит ей помочь попавшей в беду подруге.

Лифт остановился, дверцы плавно разъехались в стороны, и я уронила телефон себе под ноги.

– Привет, Нора. – Хэнк стоял прямо передо мной.

Мне понадобилось не меньше трех секунд, чтобы обрести способность говорить.

– Вы наверх? – спросила я, надеясь, что голос звучит спокойно.

– Нет, вообще-то я искал тебя.

– Я тороплюсь, – произнесла я извиняющимся тоном, подбирая с пола телефон.

– Я подумал, что нужно подвезти тебя домой. Один из моих ребят подогнал мне прокатную машину из салона.

– Спасибо, но я уже позвонила подруге.

Его улыбка была пластиковой.

– Ну хотя бы разреши проводить тебя до выхода.

– Мне еще надо сначала в туалет, – попыталась увильнуть я. – Пожалуйста, не ждите меня. Я в порядке, серьезно. А Марси, я уверена, не терпится увидеть вас.

– Твоя мама хотела бы, чтобы я своими глазами убедился, что ты дома и в безопасности.

Глаза у него были красные и воспаленные, он вообще выглядел крайне усталым и измученным, но я ни минуты не сомневалась, что это вовсе не входит в роль безутешного бойфренда. Доктор Хьюлетт мог сколько угодно врать, что Хэнк приехал в больницу без единой царапины, но я-то знала правду. В этой аварии он пострадал куда сильнее, чем я. И даже куда сильнее, чем вообще можно было пострадать в этой аварии.

Его лицо было похоже на взорвавшийся мясной фарш, когда я видела его перед тем, как окончательно потеряла сознание, и хотя нефилимская кровь исцелила его почти мгновенно, я знала, что с ним произошло что-то еще. Он мог отрицать это сколько угодно, но тогда, когда я смотрела на него мутным взглядом перед обмороком, он был в таком состоянии, будто побывал в клетке с разъяренными тиграми.

Он был сейчас таким усталым и измученным потому, что ему пришлось сражаться с падшими ангелами. По крайней мере, это была моя рабочая версия. Я перематывала в голове случившееся, и это было единственное объяснение, которое имело смысл. «Проклятые падшие ангелы!» – разве не эти слова процедил Хэнк за несколько секунд до аварии? Он явно не планировал столкновения с ними… Тогда что он планировал?

Внутри у меня росло и клокотало ужасное подозрение. Оно возникло у меня почти сразу, еще тогда, когда Хэнк только появился в школе, и с того момента не покидало меня ни на секунду. А что, если именно Хэнк срежиссировал все события, которые произошли в течение дня? Мог он столкнуть мою маму с лестницы? Доктор Хьюлетт сказал, что у нее частичная амнезия, и это вполне мог устроить Хэнк, чтобы заставить ее забыть правду. А потом он забрал меня из школы… но зачем? Что я упускаю?

– Я чувствую запах горящей резины, – сказал Хэнк. – Ты слишком напряженно думаешь о чем-то.

Его голос вернул меня к реальности. Я уставилась на него в упор, изо всех сил пытаясь распознать его мотивы по выражению его лица. И вдруг поняла, что он точно так же в упор смотрит на меня. Его взгляд был таким пристальным, почти гипнотизирующим.

Что бы я там себе ни думала, теперь все мои размышления разом куда-то уплыли. Мое сознание будто опрокинулось, мысли рассредоточились, я даже не могла вспомнить, что именно я обдумывала. И чем напряженнее я пыталась вспомнить, тем сильнее погружалась в эту вязкую трясину и туман.